Титков А.С. Россия 2000-х годов: новая партийная система, новая политическая география

// Пути России: существующие ограничения и возможные варианты 2004. Междунар. симп., 15-17 янв. 2004 г . - М.: МВШСЭН, Интерцентр, 2004. - С. 107-115

Общая для всех докладов тема новой политической эпохи, c которой пришла новая расстановка политических сил и для понимания которой, видимо, здесь возникла в результате работы в рамках политической географии, для изучения новых процессов, заметных именно с географической точки зрения. Получившиеся выводы могут оказаться интересными для политической науки в целом.

1. Два измерения думских выборов

Дальнейшие излагаются результаты довольно несложного исследования, в котором данные по регионам о голосовании за основные партии, голосовании "против всех", уровне участия на думских выборах с 1993 по 2003 гг., были подвергнуты факторному анализу методом главных компонент. Факторный анализ проводился для каждых выборов по отдельности, но каждый раз два самых значимых фактора, вместе объясняющих до 50% результата, оказывались практически одними и теми же.

Один из факторов - хорошо всем знакомый: на одном полюсе находятся СПС и "Яблоко", на другом - коммунисты и аграрии. Такое измерение интерпретируется как противостояние либералов-реформаторов и коммунистов-консерваторов, или, если походить с географическим уклоном, как конфликт между модернизационными городскими ценностями и консервативными сельскими.

Второе измерение, как правило, не замечается, по крайней находится в тени. В этом факторе на одном полюсе неизменно оказывается ЛДПР (в 1999 г. Блок Жириновского),  на другом - ряд партий, которые принято называть "партиями власти": в 1993 г. - ПРЕС, в 1995 г. - НДР, в 1999 г. - ОВР, в 2003 г. - "Единая Россия". Предварительно назовем его измерением конформизма и протестности, дальше будет сказано, какие еще возможны интерпретации.

Важный момент, на который стоит обратить внимание: фактор "реформизма - консерватизма", названный первым, уже вторые выборы подряд, в 1999 и 2003 гг., не является первым по статистической значимости: результаты выборов объясняются этим фактором уже менее чем 20%, в то время как фактор "конформизма - протестности" объясняет результаты 1999 и 2003 гг. примерно на 36% - показатель, достаточно высокий по крайней мере для того, чтобы обратить на него внимание.

Географическое распределение значений фактора "консерватизма - реформизма" выглядит хорошо знакомым по исследованиям 1990-х годов: самые консервативные - Черноземный Центр, Южная Сибирь, Забайкалье, самые реформаторские - Урал и Европейский Север. Географическая картина по другому измерению пока заметно менее устойчивая, она, можно сказать, только формируется. Устойчиво протестными оказываются регионы Дальнего Востока, значительной части Сибири, в группе регионов постоянно конформистских входят в основном национальные образования, которые Д. Орешкин относит к регионам с "особым типом электоральной культуры", Н. Петров - к типу "управляемых регионов": Дагестан, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Калмыкия, Татарстан, Агинский Бурятский автономный округ и др. Можно было бы предположить, что рассматриваемый фактор характеризует только особый тип регионов с управляемым голосованием, но результаты факторного анализа, проведенного по аналогичной методике без учета республик и автономных округов, показывает, что фактор "конформизма - протестности" оказывается значимым и для выборке, включающей только края, области, Москву и С.-Петербург. В таком варианте фактор "реформизма - консерватизма" остается первым по значению, но снижается с 1993 г., когда он объяснял 40%, до двадцати с небольшим процентов в 2003 г., а фактор "конформизма - протестности", который в 1993 г. вовсе не был выражен, в 2003 г. составил почти 20% и стал, таким образом, сопоставимым с первым фактором по уровню значимости.

Партии в измерениях конформизма и реформизма

Партии, размещенные в пространстве измерений «реформизма - консерватизма» и «конформизма - протестности», по-разному проявляют себя от выборов к выборам. Есть "неподвижные", которые в ходе всех выборов остаются практически на одном и том же месте. Это СПС и "Яблоко" (в 1999-2003 гг.) в реформистском секторе, и КПРФ (до 2003 г.) и АПР в консервативном, партия Жириновского - неизменно в протестном. Другие партии меняют свое положение, причем интересным закономерным образом. Так, "партии власти" (НДР -1995, ОВР - 1999¹, "Единая Россия" - 2003): с каждыми следующими выборами увеличивают значимость по измерению "конформизм" и уменьшают по измерению "реформизм": как для самих этих партий, так и для их избирателей это измерение перестает быть важным.

Кроме того, меняют свое положение в этом пространстве параметры уровня явки на выборы и голосования "против всех". В политической географии 1990-х годов считалось общим местом, что высокая явка - это признак консервативной сельской политической культуры, где высокое голосование за компартию, за левые, а высокое голосование "против всех" это одна из характеристик либеральной городской электоральной культуры. Действительно, в 1995 г. уровень явки находился в консервативном секторе, рядом с компартией, но затем все больше смещается по направлению к конформистской оси. Похожим образом голосование "против всех" все в меньшей степени остается признаком либерального голосования либерального и все в большей становится характеристикой протестного голосования.

Много говорилось о том, что на выборах 2003 г. в Думу не прошли партии либерального сектора, но стоит обратить внимание, что без представительства в Думе остался и противоположный консервативный сектор: коммунисты перешли в соседний протестный, аграрии остались, но не прошли пятипроцентный барьер. Таким образом, проиграли все партии из проблемного измерения "реформаторы - консерваторы", характерного для 1990-х годов, выиграли партии из измерения "конформизм - протест", которое, вероятно, станет главным для 2000-х годов.

По итогам выборов 2003 г. по измерению "конформизм - протест" с одной стороны расположилась "Единая Россия" как "партия порядка", с другойы - три партии, вынужденных конкурировать между собой за положение ведущей протестной силы - ЛДПР, КПРФ и "Родина". Дробление протестных голосов на три примерно равные части дает "партии порядка" дополнительное преимущество, но только временное, на ближайшую перспективу. КПРФ, в последние годы бывшая одной из двух "больших" партий и безоговорочно самой сильной оппозиционной партией, не имела сколько-нибудь реальных возможностей выиграть президентские выборы и таким образом прийти к власти - налицо была ситуация "полуторапартийности". Теперь, когда открылись возможности для новой левой силы, свободной от связей коммунистическим прошлым и от ограничений, не выпускавших компартию из ее "электорального гетто", страна парадоксальным образом оказалась ближе к настоящей работающей двухпартийности, чем была до выборов 2003 г.

Новая партийная система: в России как в Европе?

Резко снизившийся уровень поддержки КПРФ заставляет вспомнить один из выводов, сделанных Г. Голосовым в работе о формировании партийных систем в странах Восточной Европы ³ . Вывод заключался в том, что для характера партийной системы в целом существенно важно, насколько влиятельна «партия-преемник», наследница правящей партии коммунистического периода Там, где «партия-преемник» остается сильной, с высокой поддержкой на выборах, как в было в России или в Болгарии в 1990-е годы, вся партийная система, главное проблемное измерение строится вокруг отношения к коммунистическому прошлому, которое олицетворяет «партия-преемник». Там, где влияние «партии-преемника» оказывается незначительным или «партия-преемник» переходила на реформаторские позиции (случаи Чехии и Венгрии), происходил переход к партийной системе, обычной для Европы XX века – системе, в которой соперничают правые консерваторы с одной стороны, социалисты с другой, а либеральный сектор с большим или меньшим успехом выполняет роль противовеса между этими двумя силами. Критическое пороговое значение, разделяющее значимый уровень влияния «партии-преемника» на партийную систему от незначимого, составляет примерно 10-15%: именно в этом промежуточном диапазоне оказалась КПРФ на выборах 2003 г.

Ключевой вопрос моего доклада связан с предположением, не становится ли измерение "конформизм - протетст", выходящее, как уже говорилось, на первое место в российских выборах, достаточно похожим на европейские представления о "правых" и "левых", настолько, чтобы применять их к партийной системе России именно в таком контексте.

Именно по этому измерению "конформизма - протеста" на всех выборах "Яблоко" оказывалось "левее", чем СПС (в 1995 г. ДВР), а КПРФ - "правее", чем радикально-коммунистические блоки, создававшиеся РКРП и "Трудовой Россией" - то и другое в полном соответствии с общепринятыми представлениями о месте этих партий в политическом спектре.

Наверно, двух этих примеров достаточно, чтобы не говорить об измерении "конформизм - протестность" как о "не идеологическом" (в отличие от "идеологического" измерения "реформаторы - консерваторы"), как того требуют привычки политического языка 1990-х годов. Вернее будет сказать, что оба измерения являются «идеологическими» и примерно в равной мере важны для понимания того, как структурируется партийное пространство, но при этом со временем значимость измерения "конформизм - протестность" должна увеличиваться, а значимость измерения "реформизм - консерватизм" - уменьшаться.

Содержание альтернативы по измерению «конформизм - протестность», можно, наверно, свести к вопросу, «за кого: за бедных или за власть имущих» ⁴ - или, по терминологии С. Липсетта и С. Роккана, к социальному расколу между трудом и капиталом, самым значимым для европейских партийных систем XX века.

Стоит заметить, что путь развития, который партийная система России прошла за десятилетие, в сжатом виде повторила все основные стадии, которые Европа прошла за два столетия начиная с Французское революции. Разница только в направлении: в Европе партийные системы развивались за счет появления все более левых партий ("синистризм" по М. Дюверже), в России, наоборот, процесс шел от коммунистической однопартийности к появлению большой партии правого, в европейском понимании, толка.

Привычка считать "Единую Россию" правой партией пока не сложилась, гораздо чаще ее относят к партиям "не настоящим", "не идеологическим", как будто такие бывают ⁵ - но, похоже, практика такого обозначения уже начинает складываться. Как один из примеров - выступление И. Хакамады, когда она выдвигалась кандидатом в президенты:

«Если под правыми в России мы понимаем складывающийся кланово-государственнический капитализм, дополненный религиозностью, православием, чуть-чуть рынком и идеей большого сильного государства, то тогда понятно, что консерваторы (правые) - это на самом деле Путин и "Единая Россия" [...]Исторически этот термин - "правые" - для нас уходит. Его забирает власть - и пусть забирает» ⁶.

Политическая география 2000-х годов

Политико-географы, занимавшиеся выборами в России 1990-х годов, как правило, принимают тезис об устойчивости политических предпочтений в целом по стране и по регионам, тезис об устойчивых региональных политических культурах, означающий, что жителям того или иного региона свойственна, в силу местных особенностей, устойчивая склонность к определенному типу поведения на выборах, к поддержке определенной политической идеологии. На севере и в городах - реформаторская политическая культура, на юге в сельской местности - консервативная культура, там "красный пояс".

На мой взгляд, такие представления верны только в ограниченной мере. Действительно устойчивыми политико-географическими характеристиками стоит считать региональных особенностей можно считать только электоральное поведение в узком смысле: явку на выборы (выше она средней по стране или ниже) и голосования "против всех". ⁷ Собственно политические предпочтения лучше рассматривать с учетом того, что партийная система и географическая структура политических предпочтений представляют собой взаимосвязанные явления: изменения в расстановке политических сил проявляются и в изменении пространственного рисунка.

Устойчивость политико-географической структуры наблюдается только при устойчивой партийной системе, на относительно стабильном отрезке времени до следующих "критических выборов", которые могут привести к самым серьезным подвижкам ⁸ . При этом для каждой отдельной партии важна не столько характеристика ее программы или лозунгов самих по себе, сколько ее соотношением с другими партиями, ее местом в партийной спектре: сдвигается место в общей расстановке сил - меняется и пространственная база.

В самом начале 2000-х годов, после президентских выборов 2000 г. и приходивших после них выборов глав регионов, многие политико-географы отметили начавшееся «смазывание» и даже инверсию пространственного рисунка политических предпочтений, сложившегося в 1990-е годы. Для объяснения этого процесса была предложена модель «маятника»: в стране образовалась некоторая масса избирателей, которая в зависимости от социально-экономической конъюнктуры может тяготеть то к либералам-реформаторам, то к консерваторам, и поэтому в регионах будут волнообразно происходить колебания то лево, то вправо. Мне кажется более верной другая модель - "песочных часов", перевернутых из привычного устойчивого положения: песчинкам в часах задан новый коридор, в рамках которого они будут менять свое положение, пока не придут к новому состоянию равновесия. Нынешняя привычная картина, включающая "левый аграрный юг" и "правый промышленный север", за десятилетие или два может поменяться на противоположную: опорой правых, в новом понимании, будет консервативный аграрный юг, а левые партии, как и либеральные, будут получать поддержку в основном на городском севере. Для компартии, если она останется ведущей левой политической силой и новые левые избиратели перейдут к ней, это будет означать резкое, "до наоборот", изменение ее географической базы, уже второе за партийную историю.

Важно отметить, что при этом перестает быть правильным еще один ключевой тезис политической географии 1990- годов – о том, что различия в политических предпочтениях между регионами слабо связаны с разницей в их текущем социально-экономическом положении, так что политические предпочтения – феномен прежде всего культурный. Думаю, что с увеличением значимости измерения "конформизм - протестность" результаты выборов станут заметно более чувствительными к экономическому состоянию различных регионов.

В случае, если пространственный рисунок поддержки основных политических сил будет изменяться именно таким образом, как было мной описано, тем самым будет подтвержден и другой мой тезис: Россия переходит, уже практически перешла к нормальной партийной системе европейского типа. "Как в Европе" не означает ни образцовую замечательность партий, ни безупречную цивилизованность политиков - только то, что партийная система структурирована примерно такими же, как в Европе, линиям раздела, и что расстановка партийных сил в стране может быть описана в понятиях, привычных для европейской политической науки.